Неточные совпадения
Умирает в горьком сознании, что ему не позволили даже подать прошения об отставке (просто поймали, посадили в клетку и увезли), и вследствие этого там, на
родине,
за ним числится тридцать тысяч неисполненных начальственных предписаний и девяносто тысяч (по числу населяющих его округ чимпандзе) непроизведенных обысков!
И вот, теперь он
умирает, не понимая, зачем понадобилось оторвать его от дорогих сердцу интересов
родины и посадить
за решеткой в берлинском зоологическом саду.
Панталеоне тоже собирался в Америку, но
умер перед самым отъездом из Франкфурта. «А Эмилио, наш милый, несравненный Эмилио — погиб славной смертью
за свободу
родины, в Сицилии, куда он отправился в числе тех „Тысячи“, которыми предводительствовал великий Гарибальди; мы все горячо оплакали кончину нашего бесценного брата, но, и проливая слезы, мы гордились им — и вечно будем им гордиться и свято чтить его память!
Но находясь в сем положении
за жидов и греков, которых не имел чести познать до этого приятного случая, я утешаюсь хоть тем, что
умираю выпоротый все-таки самими моими соотчичами и тем кончаю с милой
родиной все мои счеты, между тем как тебя соотечественники еще только предали на суд онемеченных и провонявшихся килькой ревельских чухон
за недостаток почтения к исключенному
за демонстрации против правительства дерптскому немецкому студенту, предсказывавшему, что наша Россия должна разлететься „wie Rauch“.» [Как дым — Нем.]
Рассказал мне Николин, как в самом начале выбирали пластунов-охотников: выстроили отряд и вызвали желающих
умирать, таких, кому жизнь не дорога, всех готовых идти на верную смерть, да еще предупредили, что ни один охотник-пластун
родины своей не увидит. Много их перебили
за войну, а все-таки охотники находились. Зато житье у них привольное, одеты кто в чем, ни перед каким начальством шапки зря не ломают и крестов им
за отличие больше дают.
— Итак, я должен оставаться хладнокровным свидетелем ужасных бедствий, которые грозят нашему отечеству; должен жить спокойно в то время, когда кровь всех русских будет литься не
за славу, не
за величие, но
за существование нашей
родины; когда, может быть, отец станет сражаться рядом с своим сыном и дед
умирать подле своего внука.
Не малочисленный враг был в сердце России, не граждане одного города поклялись
умереть за свободу своей
родины, — нет! первый полководец нашего времени, влеча
за собой силы почти всей Европы, шел, по собственным словам его, раздавить Россию.
Грознов. Ничего. Чему быть-то?.. Я всего пять дней и в Москве-то…
Умирать на
родину приехал, а то все в Питере жил… Так чего мне?.. Деньги есть; покой мне нужен — вот и все… А чтоб меня обидеть — так это нет, шалишь… Где он тут? Давайте его сюда! Давайте его сюда! Давайте сюда! (Топает ногами, потом дремлет.) «
За малинкой б в лес пошла».
Сегодня ему было более плохо, чем всегда
за последнее время. Он чувствовал, что скоро
умрёт, и хотя относился к этому совершенно равнодушно, без дум, как к необходимой повинности, но ему бы хотелось
умереть далеко, не здесь, а на
родине, и ещё его сильно смущала мысль о внуке… Куда денется Лёнька?..
Забыта была тетя Родайка, от которой она отбилась в толпе y собора… Забыто на миг тяжелое разочарование невозможности уехать к себе на
родину… Только и было сейчас думы, что о Нем, Государе, Державном Отце могучей страны и о самой стране, о милой России, которой она, Милица, теперь же, не задумываясь ни на минуту, отдала бы жизнь… О, если бы она могла
умереть за них обоих, если б могла!
— Нет, нет, — испуганно зашептал умирающий, — не уходи от меня. Я никого не хочу, кроме тебя… Бабушка, наверное, не любит уже меня больше… Я невольно обманул ее… Она думала, что я буду здоровым и сильным, а я ухожу в небо, как Дато. Я — последний оглы-Джамата… Последний из князей Горийских… Когда
умрет дядя Георгий, не будет больше рода Джаваха… Забудут героев, павших
за родину наших отцов и дедов… Не будет рода Джаваха…
Она упомянула Зенону сначала о своей
родине в далекой Фракии, откуда она была увезена в детстве в Антиохию и выросла там при беспрестанных тревогах по поводу быстрых и частых перемен в положении ее родителей, а потом она рассказала, как была отдана замуж
за старого и очень безнравственного византийского вельможу, который понуждал ее к постыдным для женщины поступкам в угоду высшего вельможи, от которого зависело его служебное повышение, и как она воспротивилась этому и много
за то претерпела, а потом, когда муж ее
умер, оставив ей большое богатство, она, по любви к независимости и свободе, не захотела вернуться в свою эллинскую семью, ибо ей противна подчиненность безгласных в семье эллинских женщин, а переселилась из Антиохии в Египет, где женщины не находятся в таком порабощении, как у эллинов.